Констанс О`Бэньон - Синеглазая принцесса
– Если вы останетесь, я больше не отклоню ни одного приглашения. Клянусь! И буду любезна и обходительна со всеми, как вы меня учили. Я вообще все-все сделаю, как вы велите, только останьтесь, Лилия! – В глазах Аланы блеснули слезы. – И потом, я же не умею обращаться со слугами. Без вас наш дом придет в запустение.
– Поэтому я оставляю здесь Китти, – ответила Лилия. – Тебе ни о чем не придется беспокоиться, дорогая. Китти сама со всем справится.
Она ласково обняла Алану:
– Я буду очень скучать по тебе, милая. О такой невестке, как ты, можно только мечтать. Но я чувствую, что после моего отъезда ваши отношения с Николасом улучшатся, вы сблизитесь.
Алана поняла, что переубедить Лилию невозможно.
– Когда вы уезжаете? – потерянно спросила она.
– Завтра утром. Николас согласился отвезти меня в город, а там я сяду в дилижанс, который идет на север.
– Но… почему так скоро?
– Долгие проводы – лишние слезы, моя дорогая. – Лилия помолчала и добавила: – Я хочу тебя попросить об одном одолжении…
– Пожалуйста! Я все для вас сделаю.
– Спасибо, милая, – улыбнулась свекровь. – Так вот, пожалуйста, не отказывайся поехать с нами в Арлингтон. А то мы с Николасом промолчим всю дорогу, и это будет ужасно.
Алана не представляла себе жизни без доброй, ласковой свекрови, но больше не уговаривала ее остаться: ведь это невыносимо – каждый день ловить на себе осуждающие взгляды сына. Может быть, Лилия попробует устроить свою жизнь и ей удастся на склоне лет обрести счастье?
– Конечно, я вас провожу! – воскликнула Алана.
– Вот и хорошо. А теперь поднимемся ко мне: пора укладывать вещи.
По дороге в город Николас сердито молчал. У Лилии с Аланой, несмотря на все их старания, разговор тоже не клеился, и в конце концов Лилия умолкла и прильнула к окну.
– Я буду скучать по здешним местам, – после долгого молчания тихо промолвила она. – Беллинджер-Холл слишком долго был моим домом.
– Из которого вас, между прочим, никто не гонит, матушка, – раздраженно поморщился Николас. – Вы можете жить здесь, сколько хотите.
Лилия осторожно положила обтянутую перчаткой руку на плечо сына.
– Николас… Я… мне будет тебя не хватать.
Однако он не смягчился. Его зеленые глаза смотрели по-прежнему отчужденно.
– Если вам станет скучно в Филадельфии, вы всегда можете вернуться.
Лилия убрала руку и, скрывая разочарование, кивнула:
– Да, конечно. Я всегда могу вернуться.
– Попроси маму не уезжать! – не выдержала Алана. – Попроси ее остаться, Николас!
Он холодно взглянул на жену:
– Моя мать – взрослая женщина и сама знает, что ей нужно.
Лилия отвернулась к окну, скрывая слезы. У Аланы сердце кровью обливалось при виде ее страданий, но она понимала, что облегчить их может только Николас.
Когда экипаж подъехал к почтовой станции, Николас помог матери сойти на землю и предложил нанять для нее отдельную карету.
– Тогда вам не придется терпеть неудобства, путешествуя с чужими людьми, – пояснил он.
Лилия покачала головой.
– Не стоит. Я легко переношу дорогу. Тем более что ты отправляешь со мной Альберта и он обо мне позаботится. Как только он отдохнет, я пошлю его назад. Ты же без него как без рук, – Лилия грустно улыбнулась. – Прощай, Николас! Береги Алану.
– Дайте нам знать, когда доедете до места, – холодно произнес Николас, поворачиваясь к матери спиной.
Расставание было душераздирающим. Алана обняла Лилию и заплакала:
– Я буду так скучать!
– Я тоже, – кусая губы, чтобы не разрыдаться, прошептала свекровь. – Прощай, моя любимая девочка, и заботьтесь друг о друге!
Альберт усадил госпожу в дилижанс, потом сел сам, и вскоре дилижанс завернул за угол и скрылся из виду.
Николас мрачно пробурчал, глядя вслед уехавшей матери:
– Хоть бы раз признала, что отец умер из-за нее! Нет… ни следа раскаяния!
– А ты бы хотел, чтобы она на коленях вымаливала у тебя прощение, да? Или написала собственной кровью покаянное письмо?
– Да что ты знаешь об этой истории? – обрушился на жену Николас. – Ты тогда жила в своей индейской хижине и понятия ни о чем не имела. И вообще, тебя это не касается, Алана!
– Может быть, но я бы никогда так не обращалась со своей матерью.
Николас иронически усмехнулся.
– Не знаю, не знаю… Я как-то не заметил, чтобы ты питала особую любовь к своему отцу.
И, прежде чем Алана успела что-либо возразить, подхватил ее под руку и увлек за собой.
– Ладно, давай лучше поговорим о другом. Мне тут нужно кое с кем свести счеты. – Глаза Николаса грозно потемнели. – Настала пора проучить одного нахального янки.
Алана не понимала, о ком идет речь, пока они не подошли к заведению, принадлежавшему Потиту Гарвею. А когда поняла, ей стало не по себе. Она уже знала, что с ее мужем шутки плохи, и напряженно ждала, что же будет с незадачливым Потитом.
В принадлежавшей ему конюшне стояло несколько лошадей, однако ни одна не могла сравниться с Рыжей Бетти.
Когда Потит, толстенький седоватый человечек, узнал хозяина Беллинджер-Холла, глаза его лукаво заблестели, а на губах заиграла многозначительная улыбка.
– А, мистер Беллинджер! Рад вас видеть. Чем могу быть полезен? Чудесная сегодня погода, не правда ли?
Николас огляделся и небрежно промолвил:
– Взвесьте мне три фунта гвоздей для подков. А еще я, пожалуй, возьму четыре новые уздечки. Вот эти.
И он ткнул пальцем в черные кожаные уздечки, висевшие на стене.
– Еще чего-нибудь не угодно? – предвкушая богатую поживу, спросил Потит.
Николас покосился на Алану:
– Нет, пожалуй.
Потит растерянно перевел взгляд с хозяина Беллинджер-Холла на его супругу.
– Вы уверены?
– Вполне.
Потит помялся, но все же не выдержал:
– А как поживает рыжая кобылка?
– Прекрасно, – с достоинством ответил Николас. – Надеюсь, она в этом году возьмет первый приз на скачках. Право, не знаю, как вас и благодарить за такую великолепную лошадь.
Потит ушам своим не поверил.
– И что… у вас с ней нет никаких сложностей? А то у меня она порой могла заупрямиться…
– Неужели? Это очень странно… Мне она показалась такой смирной, что я отдал ее жене – пусть катается. Сам я, знаете ли, предпочитаю более горячих скакунов.
Потит ему не поверил, прекрасно зная свирепый нрав своей кобылы, и попытался зайти с другой стороны.
– Но если вдруг она вам надоест, – небрежно промолвил он, – я могу взять ее обратно. Тут один покупатель ею интересовался… Конечно, цену придется немного скинуть, но лишь немного… сущий пустячок.
В голосе Николаса внезапно зазвучала угроза:
– А вы случайно не пытаетесь меня обмануть, Гарвей?
Другие покупатели подошли поближе, желая узнать, как будут разворачиваться события. Потит нервно хихикнул:
– Вообще-то я подумал и… ладно уж, я верну вам деньги сполна! И даже дам сто долларов сверху, чтобы вы знали: я человек порядочный!
– Да не суетитесь вы так, Потит! – презрительно скривился Николас. – Мне ваши деньги не нужны. Но впредь запомните – никто, а уж тем более янки, не смеет потешаться над Беллинджерами.
Униженный Гарвей злобно прищурился и пробормотал:
– Насчет «потешаться» не знаю, а вот потешиться – это за милую душу. Я слышал, в войну один янки вволю потешился с твоей матушкой, сынок.
Николас в ярости схватил его за рубашку и прошипел:
– Ты проклянешь тот день, когда сказал эти слова, негодяй!
А в следующую секунду Гарвей уже получил в челюсть и с грохотом рухнул навзничь.
Зрители, заинтересованно наблюдавшие за ссорой Николаса и Гарвея, были явно довольны ее исходом.
– Только попробуй еще хоть слово сказать про моих родственников, я тебя в порошок сотру, – предупредил Николас. – Понял?
Маленькие глазки Гарвея забегали по сторонам, он соображал, куда бежать, если Николас решит еще разок поднять на него руку.
Однако Николас спокойно взял жену под локоть и с достоинством вышел на улицу.
Алана ликовала.
«Еще не родился на свет такой человек, которому удастся взять верх над Николасом», – подумала она с гордостью.
Они медленно шли по улице.
– Как, по-твоему, Потит Гарвей будет еще мошенничать? – спросила Алана.
– Вряд ли ему это теперь удастся, – усмехнулся Николас. – Нет, он, конечно, неисправим и скоро изобретет что-нибудь новенькое, но слух о сегодняшней стычке разнесется по всей округе, и ему будет трудно найти желающих иметь с ним дело.
Сидя с женой в обеденном зале местной гостиницы, Николас не мог не заметить, что Алана привлекает всеобщее внимание. Мужчины взирали на нее с восхищением, а женщины пытались найти в ее внешности хоть какой-то изъян.
Николас впервые попробовал посмотреть на жену чужими глазами и с изумлением обнаружил, что она и вправду необычайно красива. Ее ярко-синие глаза не утратили невинного выражения, слегка вздернутый носик придавал лицу особое очарование, а полные губы были словно созданы для поцелуев. И одета она была с большим вкусом: отороченный кружевом капор, бархатный плащ, на котором ее переливающиеся волосы тоже казались сотканными из бархата…
